Орсон Кард - Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет)
Эла задумчиво уставилась в стену.
– Что вы хотите узнать?
– Я хочу знать, что обнаружит Комитет, когда откроет ее файлы. О том, что происходит во время десколады.
– Да, – сказала Эла. – Для спасения Майро она сделает это. – Она внимательно посмотрела на него. – Она любит нас, я знаю. Ради одного из своих детей она сама расскажет вам обо всем.
– Хорошо, – сказал Говорящий. – Будет лучше, если она придет сама. В апартаменты епископа, через час.
– Хорошо, – произнесла Эла. На мгновение она застыла, сидя и глядя в одну точку. Наконец что-то щелкнуло в ней, она встала и поспешила к выходу.
У дверей она остановилась, повернулась и снова подошла к нему. Она поцеловала его в щеку.
– Спасибо, что обо всем рассказали. Я рада, что узнала все и больше нет секретов.
Он поцеловал ее в лоб и направил к двери. Когда дверь закрылась за ней, он лег на кровать и уставился в потолок. Он думал о Новинхе, пытаясь представить ее чувства. Неважно, что произошло, Новинха, твоя дочь сейчас торопится домой в полной уверенности, что несмотря на боль и страдания ты забудешь о себе и сделаешь все ради сына. Я обменяю все твои страдания, Новинха, на доверие одного твоего ребенка, который поверит мне как сейчас.
Глава 16
Изгородь
Великий раввин стоял и поучал народ на базарной площади. Случилось так, что этим же утром муж обнаружил доказательства неверности своей жены, и толпа притащила ее за волосы на площадь, чтобы забить камнями насмерть падшую женщину. (Это знакомая версия известной истории, но мой друг, Говорящий от имени Мертвых, рассказал мне еще о двух раввинах, столкнувшихся с подобной ситуацией. Именно его версию я и хочу рассказать).
Раввин вышел вперед и остановился перед женщиной. В уважении толпа расступилась перед ним, и люди застыли с готовыми к броску камнями.
– Есть здесь хоть один, – обратился он к народу, – кто не желал бы жену другого человека или мужа другой женщины?
Ропот прокатился по толпе и они сказали:
– Все мы имели такое желание. Но, раввин, никто из нас не решился на грех.
Раввин сказал:
– Тогда встаньте на колени и воздайте хвалу Господу, что он дал вам сил устоять перед соблазном.
Он взял женщину за руку и вывел ее с площади. Перед тем, как отпустить ее, он прошептал:
– Расскажи верховному судье, кто спас его любовницу. Тогда он узнает, что я преданный слуга.
Женщина осталась жить, так как общество было слишком развращенным и продажным, чтобы уберечь себя от нарушения законов.
Другой раввин, другой город. Он подошел к ней и остановил толпу, так же как и первый, затем сказал:
– Кто из вас не имеет грехов? Пусть бросит камень первым.
Люди пришли в замешательство; перебирая в памяти свои грехи, они забыли о том, зачем пришли на площадь. Когда-нибудь, думали они, мы тоже можем оказаться на месте этой женщины, и мы так же будем молить о прощении и предоставлении возможности загладить свою вину. Я должен наказать ее так, как сам бы хотел быть наказанным.
А когда они разжали пальцы и камни выпали на мостовую, раввин поднял один из них, нацелился в голову женщины и бросил со всей своей силой.
Камень разбил ей голову и мозги брызнули на мостовую.
– Я тоже не без греха, – обратился он к народу. – Но если мы позволим только безупречным людям приводить в исполнение законы, законы скоро умрут, как и сам город.
Женщина погибла, поскольку общество было слишком непреклонным к ее ошибке.
Известная версия этой истории достойна внимания, потому что она очень редко встречается в жизни. Многие сообщества постоянно колеблются между разложением и излишней строгостью морали, и когда они слишком далеко отклоняются в ту или другую сторону, они погибают. Только один раввин хотел удержать нас на грани баланса, чтобы мы могли добросовестно исполнять законы и в то же время прощать отклонения от него. Но, конечно же, мы убили его.
Сан Анджело, Письма Начинающему Еретику, выдержка. Эмай а Тьюдомандо Пара Кью Деус вос Эйма Криста, 103:72:54:2.
***
Моя сестра. Слова вновь и вновь звучали в голове Майро, пока не слились в бессвязный шум: Аунда – моя сестра. Она – моя сестра. Его ноги повели его прочь от прассы к поляне для игр и дальше к основанию холма.
Высочайший пик венчал Собор. Собор и монастырь нависали над станцией зенадоров, как бдительные стражи у ворот. Ходил ли Лайбо этой дорогой, когда шел на свидание к матери? Где они встречались, на станции? Или они были более осторожны, встречаясь на пустыре в высокой траве, как овцы на выгуле?
Он остановился около двери станции зенадоров и пытался придумать причину, чтобы войти. Там нечего было делать. Он не мог написать отчет о происшедшем сегодня, он не знал, как вообще писать об этом. Во всем была какая-то магия. Свиноподобные пели деревьям и деревья превращались в бревна и массу других предметов. Они были лучше, чем выполненные искусным плотником. Аборигены оказались куда более мистическими, чем казалось раньше. Они из всего извлекали пользу. Каждое дерево было одновременно тотемом, памятником умершему и всемогущей фабрикой по изготовлению лесоматериалов и товаров. Сестра. Я что-то должен сделать, но я не могу вспомнить.
У свиноподобных более уравновешенная жизнь. Они живут как братья и сестры, не помышляют о женщинах. Стало ли тебе легче, Лайбо, что наконец-то открылась вся правда – нет, я должен называть тебя папа, а не Лайбо. Жаль, что мать не разговаривала с тобой, и ты никогда не качал меня на своем колене. Обоих старших детей сразу, Аунду на одном колене, а Майро на другом. Мы бы гордились своим отцом, а ты нами. Мы родились в одно и то же время, лишь два месяца разницы. Ох, и занят же ты был, дорогой папочка, бегая от одной семьи к другой. Все жалели тебя, так как у тебя рождались одни дочери. Некому продолжать твой род, унаследовать твое имя. Их сожаления напрасны. У меня больше сестер, чем я предполагал. Одной сестрой больше, чем мне хотелось бы.
Он стоял возле изгороди и смотрел на лес свиноподобных. Сегодня у него не было ни цели, ни плана посещения свиноподобных. Ладно, пусть это будет ненаучная и бесцельная прогулка, я хочу посмотреть, есть ли у них комната для нового брата. Наверное, я слишком велик, чтобы разместиться на ночлег в бревенчатом доме, хорошо, я буду спать под открытым небом. Я не слишком пригоден для лазанья по деревьям, зато я знаю кое-что о технологии и у меня больше нет предрассудков и установок, поэтому я свободен от клятв и могу рассказать все, что они хотят.
